Преподобный Иоанн Лествичник игумен святой Синайской горы, по некоторым преданиям родился около 570 года и был сыном знатного константинопольского вельможи святого Ксенофонта и супруги его святой Марии, память которых чтится Церковью 26 января. Для обучения в прославленном училище святой Ксенофонт отправил морем двух своих сыновей в город Вирит (ныне Бейрут). Буря разбила корабль. Уразумев в чудесном спасении призвание к иноческой жизни, братья поступили в разные монастыри и долгое время не имели известий о судьбе друг друга.
Святой Иоанн оставил мир в шестнадцатилетнем возрасте. Он пришел в монастырь на Синайской горе и, никому не открывая своего происхождения, вверил себя искуснейшему учителю Мартирию, чтобы при его благонадежном руководстве непогрешительно подвизаться в посте и молитве. Монастырь, выстроенный императором Юстинианом, стоял у самого подножия Синайской горы. Три святых инока прославили его больше, чем все щедроты императора: святой Анастасий Синаит († 599; память 20 апреля), впоследствии Патриарх Антиохийский, святой Григорий († 593; память 20 апреля), настоятель Синайский, также возведенный на Антиохийский патриарший престол, и, наконец, преподобный Иоанн Лествичник.
Однажды авва Мартирий, взяв с собою святого Иоанна, пошел к великому Иоанну Савваиту. Увидев их, старец встал, налил воды, умыл ноги авве Иоанну и облобызал его руку. Авве же Мартирию ног не умывал. Потом, когда его ученик Стефан спросил, почему он так поступил, авва Иоанн Савваит отвечал: «Поверь мне, чадо, я не знаю, кто этот отрок, но я принял игумена Синайского и умыл ноги игумену».
В день пострижения преподобного Иоанна (а он постригся на двадцатом году своей жизни) авва Стратигий предсказал о нем, что он будет некогда великим духовным светочем.
По смерти старца Мартирия, с которым преподобный Иоанн прожил 19 лет, он решился вести уединенную жизнь отшельника, избрав для этого пустыню Фола в углублении долины при подножии Синая. Каждую субботу и воскресенье он приходил в храм Синайской обители на богослужение и приобщался Святых Тайн (от его келлии до храма было два часа пути, около восьми верст).
Устранившись от мира, святой Иоанн возлюбил украшенную смирением кротость, как начальницу мысленных добродетелей. Достойно удивления и то, что, обладая внешней мудростью, он обучался небесной простоте, ибо кичливость философии не совмещается со смирением. Чтобы сломить рог кичливости, преподобный Иоанн употреблял различную пищу, позволительную инокам, но в весьма малом количестве. Сна он принимал столько, сколько было необходимо, чтобы ум не повредился от бдения, а прежде сна много молился и сочинял книги.
Это упражнение служило ему единственным средством против уныния. Радостью его жизни была непрестанная молитва и пламенная любовь к Богу.
Некоторые, подстрекаемые завистью, называли святого Иоанна излишне говорливым и пустословом. Тогда преподобный Иоанн уклонился в совершенное безмолвие. Порицатели же его, увидев, что заградили источник приснотекущей пользы, превратились в просителей и умоляли его оставить безмолвие. Чуждый прекословия, преподобный Иоанн опять начал наставлять братию правилам иноческой жизни.
Преподобный Иоанн провел в пустыне сорок лет в неослабных подвигах поста и молитвы, в богомыслии и созерцании, так что все дивились его высокому духовному преуспеянию. Общим желанием братии он был избран игуменом Синайской обители (в 75-летнем возрасте). Преподобный игумен был и образцом добродетелей, и врачом. Кроме дара чудотворений, он был украшен многими дарами Духа Святого. Вот что он открывает нам в своей книге: «Некоторые больше всего ублажают чудотворения и другие видимые духовные дарования, не зная того, что есть много превосходнейших дарований, которые сокровенны и потому безопасны от падения» (Слово 26, ст. 95).
У преподобного Иоанна был ученик по имени Моисей. Исполняя послушание, он однажды переносил землю для удобрения гряд. В полдень, по причине чрезвычайного зноя, лег в тени большого камня и уснул. Господь же, Который ничем не хочет опечалить верных рабов Своих, предупреждает их от угрожающих им бедствий. В то время преподобный Иоанн Лествичник, сидя в келлии и размышляя о Боге, преклонился в тонкий сон. Вдруг он увидел священнолепного мужа, который сказал: «Иоанн, как ты беспечно спишь, когда Моисей в опасности?» Очнувшись, преподобный Иоанн немедленно вооружился молитвою за своего ученика. Когда тот вечером возвратился, святой Иоанн спросил у него, не случилась ли с ним какая-нибудь беда или нечаянность? Моисей ответил: «Огромный камень едва не раздавил меня, когда я спал под ним в полдень, но мне показалось, будто ты зовешь меня, и я вовремя покинул это опасное место».
Так свидетельствует о преподобном Иоанне первый составитель его жития – раифский монах Даниил, муж честный и добродетельный, современник преподобного.
Около четырех лет пробыл преподобный Иоанн игуменом, а затем вновь возвратился к уединению и безмолвию, поставив после себя игуменом своего брата, старца Георгия. Когда преподобный Иоанн отходил ко Господу (†649), брат его стоял перед ним и говорил со слезами: «Итак, ты покидаешь меня и отходишь; я же молился, чтобы ты проводил меня в последний путь». Святой Иоанн ответил: «Не скорби и не заботься; если буду иметь дерзновение ко Господу, не оставлю тебя провести здесь и один год после меня». Что и сбылось, ибо через девять месяцев старец Георгий отошел ко Господу.
По просьбе святого Иоанна, игумена Раифского (память в Сырную субботу), преподобный Иоанн написал замечательный аскетический труд – «Лествицу», в котором раскрыл 30 степеней духовного восхождения к совершенству. Книга написана языком простым, чистым и живым, языком, которым выражается чистое сердце, глубоко чувствующее каждую мысль. Святой Дух говорил устами преподобного Иоанна Лествичника. Свидетелями этому служат многие из тех, которые спаслись и доныне спасаются через него.
Эта книга стала надежным путеводителем для восхождения к Богу, и многие поколения монахов и благочестивых мирян черпали из нее наставления и руководство в духовной жизни.
На «Лествицу» ссылались как на лучшую книгу для спасительного руководства многие святые, воссиявшие в Православной Церкви – преподобные Феодор Студит, Сергий Радонежский, Иосиф Волоцкий, Нил Сорский, старец Паисий Величковский, старцы Оптиной пустыни и многие другие.
3 апреля (переходящая) – 4-я Неделя Великого поста
12 апреля
27 апреля (переходящая) – Собор Синайских преподобных
Пусты́нный жи́тель и в телеси́ А́нгел/ и чудотво́рец яви́лся еси́, богоно́се о́тче наш Иоа́нне,/ посто́м, бде́нием, моли́твою Небе́сная дарова́ния прии́м,/ исцеля́еши неду́жныя и ду́ши ве́рою притека́ющих ти./ Сла́ва Да́вшему ти кре́пость,/ сла́ва Венча́вшему тя,// сла́ва Де́йствующему тобо́ю всем исцеле́ния.
На высоте́ Госпо́дь воздержа́ния и́стинна тя положи́,/ я́коже звезду́ неле́стную, световодя́щую концы́,// наста́вниче Иоа́нне, о́тче наш.
Митрополит Антоний Сурожский (Блум)
Преподобный Иоанн Лествичник
Мы сегодня совершаем память святого Иоанна Лествичника: святой Иоанн Лествичник так назван потому, что он оставил духовное руководство – “Лествицу” восхождения от земли на Небо, из глубин греха до вершин любви Божией и соединения с Ним.
И вот на первой ступени этого восхождения святой Иоанн нам говорит: Не за то, братья, будем мы осуждены на вечном суде, что не совершали мы чудес, что не богословствовали, но за то будем осуждены, что не плакали о грехах своих...
Вот где начинается наше спасение или завязывается узел нашей погибели. Мы обо многом плачем: плачем об утратах своих, плачем об оскорблениях, которые нам наносят люди, плачем мы о болезни, плачем о различном, многообразном горе, которое встречается нам в течение жизни; и мы не видим, что болезнь, и горе, и страдание, и утрата – все они могут быть чисты и могут быть звеном, которое соединяет нас и с Богом, и с людьми.
Но одно мы забываем: забываем, что есть грех в нашей жизни, делаемся к нему нечуткими, забываем его легко, скорбим о нем мало. А вместе с тем, это единственное несчастье человеческой жизни. Все остальное может быть чисто – грех темен; грех оскверняет, грех убивает человека, и не только его одного, даже не только его сообщников во грехе – убивает он человеческие и божеские отношения... Какой бы мы ни совершили грех, первое, чего мы ищем, чего мы хотим, это закрыться от Бога: Как бы Бог этого не знал! Как бы Он этого не приметил, как бы Он это забыл!
И когда мы говорим: “Как бы Он это простил”, мы так часто говорим это не из глубины раздирающей душу скорби о том, что мы разорвали отношения любви и веры, и дружбы, а потому, что случилось что-то, от чего нам страшно делается, от чего холодеет душа, потому что, когда мы станем перед Богом, нам будет стыдно и боязно...
И грех нас отделяет от людей. О своем горе, об утрате, о несчастье можно сказать, можно поделиться ими с ближним, можно получить от ближнего поддержку, можно силу получить от взаимного доверия, от того, что мы делим друг со другом этот ужас земли. Но грех нас от человека отделяет; он отделяет нас от тех, перед которыми было бы стыдно; он отделяет нас от тех, которые были сообщниками наших грехов, потому что они нам – живое и мучительное напоминание; и потому что мы знаем, что мы не только за себя, но друг за друга ответим на неумолимом суде правды и любви Господней.
И вот грех убивает все в жизни – и меньше всего мы ощущаем его как смерть. Плачем мы обо всем, сетуем обо всем, горюем обо всем, кроме как о том, что заживо умираем, что постепенно вокруг нас образуется непроходимое кольцо отчужденности и от грешника, и от праведника, и от Бога, что это кольцо не может разомкнуться даже любовью других, потому что нам тем более стыдно и страшно, чем больше нас любят... Вот почему в самую основу нашего спасения, нашего покаяния Иоанн Лествичник ставит призыв к тому, чтобы мы плакали о своих грехах.
Почему плакали? Мы знаем из своего опыта, что только тогда мы можем заплакать, когда горе, или радость, или стыд, или ужас пронзят душу, как копье, что только когда доходит наше страдание до предела, вырываются из нас слезы... До этого бывает раскаяние – и с этого надо начать: ужаснуться о том, что мы могли так поступить, что мы могли такими быть; а затем придет и покаяние, то есть тот решительный, беспощадный к себе оборот души, который ставит нас лицом к лицу перед Богом, повергает нас к Его ногам, учит нас просить исцеления, очищения, милости, прощения – и не себе только, но и жертвам нашей греховности.
И потом, когда сознание наше доходит до такой остроты и глубины, что нам уже невыносима отчужденность от Бога, сознание совершенного нами духовного преступления убийства себя и другого – только тогда могут из наших глаз вырваться очищающие слезы. Пока мы не умеем плакать о своих грехах, мы можем с уверенностью сказать, что мы их еще не осознали, что мы еще нечутки, что мы еще холодны, что мы еще во грехе.
И вот грех убивает; он убивает нашу душу, делая ее нечуткой и черствой, он убивает отношения наши с Богом и с людьми; он убивает совесть нашу и жизнь в других, он убивает Христа на Кресте... вот что делает грех: он убивает. И всегда невинного, всегда в жертву себе берет того, кто не заслужил этого страдания, этого унижения, этой боли...
Подумайте, каждый, о своей жизни, о каждом грехе, вдумайтесь строго и беспощадно; и принесите Богу сначала раскаяние, потом – истинное, все растущее покаяние, пока не прорвется из сердца поток слез и мы не сможем сказать: “Каюсь, Господи, поистине!” – и в этих слезах не омоемся от грехов своих. Аминь.